Как мы с папой...[сборник рассказов] - Тимур Ибатулин

покрутила ей — чтобы все как следует разглядели мой подарок.

Кто–то хихикнул, затем наступило молчание.

— Жопка от огурца?! — вслух удивился Саша, одноклассник сестры.

Кто–то засмеялся, седой незнакомый дядька (наверное Наткин учитель) хмыкнул и почесал в затылке, а остальные улыбались и ободряюще смотрели на меня.

Я опустила руку и посмотрела на огурец.

— Действительно жопка…, — пробормотала я, и изумленно воскликнула, — но как?! — Я огляделась и увидела, что некоторые осуждают, а другие смотрят с ехидцей. Лицу в миг стало жарко и я оправдываясь пояснила, — Я же только пару раз лизнула!!!

И тут всех словно прорвало. Смеялись, кашляли, давились смехом, краснели… Только переставали хохотать в одном углу стола, тут же начинали тонко хихикать в другом. На шум прибежала мама, я обиженно надула губы и ушла в свою комнату. Взрывы веселья постепенно стихали. В дверь постучали. Я не ответила — мама зайдет и так, а больше я никого видеть не хотела. Дверь все же открылась. На голову легла родная — теплая, ласковая ладонь.

— Все нормально мам, — сказала я и утерла рукавом нос. Ответа не последовало. Я подняла глаза. Это была сестра. Наташка присела ко мне на пол, и обняла меня за плечи. Я не стала отодвигаться…

Вечер пришел незаметно. В конце весны темнеет поздно, и когда за окном проступила синева, я поняла, что сегодня меня позабыли вовремя положить спать. Звезды мерцали.

Через форточку было слышно, как поет птица. Наверное, это был соловей. Я рассмеялась — Натка не разбиралась в птицах и для неё любая поющая была соловьем. Мне сразу представился поющий волнистый попугайчик.

Со спины подошла Натка. Постояла и спросила:

— Кто так чудно поет?

— Что не узнаешь?

Сестра посмотрела на меня и неуверенно сказала:

— Только не говори, что это у соседа, волнистый попугай. Второй раз меня на эту уловку не поймаешь!

Я засмеялась:

— А ведь в тот раз ты в самом деле поверила, что пел попугай, и все просила его: «Ну, маленький… Ну, спой, пожалуйста!» А твой друг Максим не знал, как объяснить тебе, что пел не попугай, а соловей из соседней комнаты.

— Да… Было, — улыбнулась Наталья.

Постояли. Помолчали. Я прижалась щекой к тонкой Наташкиной блузе и почувствовала тепло.

— Стучит, — сказала я.

— Что?

— Стучит, говорю — сердце стучит!

— А-а… — откликнулась Ната, и запустила руку в мои волосы.

— Ты не обиделась, что я с огурцом… хвостиком…

Наталья не стала успокаивать — говорить, что рада; что самый лучший подарок… Она еще ближе прижалась ко мне. Глядя на далекие огни в окне, сказала задумчиво:

— Жека… не все в мире измеряется телефонами, билетами в кино и… огурцами.

На последнем слове голос дрогнул и выдал проявившуюся улыбку.

— Есть вещи, Жека, которые не заменишь ни чем. Например: семью, маму, твою любовь… Спасибо тебе малыш, ты… Настоящая.

— Ты тоже… — ответила я, и прижалась к этому сердцу сильно–сильно, потому что и вправду сердце было самое Родное, самое Настоящее.

А с огурцами на этом история не закончилась, однажды мы решили их консервировать, но это уже совсем другая история.

Москва

31.05.2010 г.

Зачем меня назвали КрокоДиЛа?!!

Увидев брата она улыбнулась, глаза потеплели. Все школьные неприятности на миг отодвинулись. Одним движением стянула куртку, метнула в угол. Туда же полетела и сумка с учебниками. Сказала ласково и удивительно тепло:

— Данька!..

Полутора годовалый малыш, смешно переваливаясь поспешил к сестре. Он радостно сверкал глазами, протягивая руки.

— Ляля… — сказал кроха и обернулся порывисто, радостно, от чего чуть не упал, но удержался. Глядя на отца воскликнул: «Папа!.. Ляля!!! — и уже ни на кого не обращая внимания направился прямиком к сестренке. — Ляля, — еще успел сказать малыш и был вскинут вверх любящими руками, к такому близкому, родному лицу. Наверно он ощутил в этот миг очень много; морозную свежесть румяных щек (на улице холод — минус пятнадцать), слабо щекочущий нос запах духов, и многое другое. Но самое главное — ощутил, как без нее было пусто в доме и как хорошо, что она рядом…

Данила вдруг лукаво взглянул на Алену и… поднял вверх руки.

— Да, да, — улыбнулась сестренка, — большой, оч–чень большой! Скажи крокодил, — вдруг попросила она.

Даня внимательно посмотрел на Алену и помотал головой. Это ее слегка озадачило, впрочем, не расстроило — Лена заглянула сквозь проем на кухню: «Ма-а, я его вчера новому слову научила. Дань, скажи крокодил!».

Данилка посопел, помолчал и… вдруг, быстро «выдал»:

— Кади–кади–кадил!

— Что? — не поняла мама.

— Дика–дика–дика-дил!!! — повторил Даня и набычился оттопырив нижнюю губу.

— Крокодил? — рассмеялась мама.

— Кади–кадика–дил! — поправил Даня.

Сестра довольная эффектом веселилась.

— Дань, а скажи шоколад!

— У-у, — начал мяться ребенок.

— Ну скажи, ну пожалуйста! — включилась в игру мама.

— Ка–ка–ляк, — пробурчал сын и отвернулся обидевшись на заливистый смех сестры.

— Шо–ко–лад, — с улыбкой поправила мама.

— Кака — Ляка, — повторил малыш послушно, и засмеялась мама, а сестра расширив зрачки от удивления с «отвисшим ртом» смотрела на брата. Потом мигнула и… расхохоталась.

Смеялись все! Данилка, довольный эффектом, смеялся не меньше других, умудряясь при этом вертеть во все стороны головой.

— Дань, — перестав держаться за живот произнесла Алена заговорщицким тоном. — Смотри, что у меня есть!..

В тонкой руке, как у фокусника возникла мягкая игрушка.

— Держи, это тебе! — легко сказала она, отдавая братишке то, что с таким трудом умудрилась сегодня выиграть на конкурсе.

Данила во все глаза смотрел на игрушку, потом стрельнул взглядом на родителей и крепко, нежно прижал собачонку к груди:

— Ляля, — пропел он.

Сестра почему то оскорбилась и поправила:

— Собака… р–р–р-р, ав-в, ав-в, — похоже на болонку, получилось у нее.

— Аф, аф, Ляля, — повторил Данила и сверкая глазками посмотрел на маму. Мать рассмеялась вновь.

— Ну как это понимать, что это такое?! — возмутилась сестра, грустно посмотрела на обоих, и… неожиданно улыбнулась тоже. Спросила:

— Мам, есть что поесть, живот к позвоночнику прилип.

Москва — 2009 г.

Вот, так всегда! Про самое главное молчат

В жизни каждого человека есть встречи, что незаметно пролетают мимо сознания. Скажите, Вы часто запоминаете, во что одет билетный кассир в метро? Или о чем говорил таксист, пока Вы думали о своих проблемах? Более того для такого таксиста мы тоже «серая» людская масса. Мы носимся со своими проблемами, и беспокойны, как курица на насесте. Чужие беды, мимолетно встреченные нами в бешенном ритме жизни — часто не замечаем.

Сегодня у меня произошло как раз описанное выше — легкое касание с человеком.

Обычное, мимолетное знакомство с продавщицей киоска. На выходе из метро сынишка потянул к сладостям. Ребенок увидал леденцы на палочке и на минуту весь мир перестал существовать для него. Были только леденцы в форме: жирафов, крокодилов, петушков, сердечек… Сын потерялся среди этого многообразия, а я заметил грустное лицо продавщицы. Нет лучшего способа развеять плохое настроение, чем сбить человека с толку, а затем развеселить. «Попробуем», — подумал я, и придав серьезность голосу сказал ей:

— Дайте мне, пожалуйста, Ваше сердце!

— Что?!! Мое сердце… отдать Вам?!! — опешила продавщица и разом потеряла грустный вид. Долю секунды она была донельзя растеряна. В палатке, за спиной женщины кто–то засмеялся. Было видно как напряглось и заострилось лицо продающей.

— Да, да, Ваше сердце… — которое на витрине, за семьдесят рублей! — пояснил я.

Продавщица с облегчением улыбнулась и, рассчитавшись, протянула леденец. Ребенок восторженно взял в руки подарок. В маленькой руке плоское сердечко на палочке казалось огромным. Малиново–алое, с белой надписью по центру, удерживаемое на уровне груди, оно выглядело почти как настоящее.

— Видишь, какое большое и красное сердце у тети? — продолжал я игру на публику в киоске.

— Да… пап, а вот еще язык. Смотри, какой он большой и, ви–ти–е-ватый, — с трудом выговорил Сынишка сложное слово, — пап ты скажи им что они не очень правильно назвали леденец!

— В смысле? — удивился я, — а как бы ты посоветовал назвать?

— Тещин язык! — во всех фильмах говорят, что он очень длинный и его надо бы укоротить, а тут никаких проблем — откусил лишнее и все!!!

В палатке раздался взрыв хохота. А сын обиженно сказал: